Новый концертный зал?
Да, именно так, со знаком вопроса, придётся обозначить данную тему. Поскольку судьба новой концертной площадки пока не решена. Стать ли ей культурным центром, местом притяжения интеллектуальной элиты столицы – или по-прежнему пребывать в запустении, как последние семь лет?
Этот комплекс пустующих помещений расположен в самом центре Москвы: в исторической башне Первой Московской телефонной станции, что в Милютинском переулке, в двух шагах от станции метро "Лубянка", рядом с французским костёлом св. Людовика. При слове "башня" возникает представление о чём-то высоком и узком, однако здесь это не так: постройка не только высока, но и весьма обширна по периметру, так что на ярусах находится место и для просторных залов, не меньше Малого зала Консерватории. Правда, потолки невысоки – но это отчасти зрительный эффект, вызванный непропорционально большой площадью.
Нас, впрочем, интересуют не архитектурные впечатления (хотя они, бесспорно, важны для восприятия музыки), но в первую очередь вопрос пригодности данных помещений для полноценного восприятия музыкальных шедевров. Понятно, что концерт, состоявшийся в башне 3-го июля, носил экспериментальный характер – устроителям концерта было важно выяснить именно это. И я попробую прибавить свой скромный голос к тем, кто ответил на данный вопрос положительно. Любопытно, что и музыка, прозвучавшая в тот вечер, была в массе "экспериментальной", как порою называют все современные композиторские тенденции (при том, что огромное число "модернистских" произведений давно стали классическими).
Такой отбор не случаен: этот концерт, первый в данном зале – одновременно пятый в цикле "Vita nova", посвящённого творчеству современного классика-минималиста Владимира Мартынова, однако на сей раз прозвучали произведения и других авторов. О том, что такое минимализм, многие знают, я лишь напомню основы. "Изобретён" минимализм был ещё Эриком Сати, который, впрочем, обычно использовал такой язык ради эпатажа. Однако, согласно В. Мартынову, минимализм гораздо старше – это "исконное" состояние музыки, что представляется вполне рациональным. На неподготовленных слушателей произведения в духе минимализма поначалу производят странное впечатление – это бесконечные повторы одной короткой темы, призванные постепенно ввести "реципиента" в состояние транса, когда музыка начинает восприниматься как сплошной нескончаемый поток, превращающий привычное прослушивание в растворение в звуках.
И действительно, такой язык характерен для самых ранних этапов становления музыкального искусства – когда музицирование приравнивалось к магии. Неудивительно, что он сохранился до сих пор в произведениях духовного репертуара, в самых разных религиях, конфессиях и деноминациях. Чтобы не ходить далеко, за экзотическими примерами, вспомним хотя бы православный обиход – возможно, лучшее, что было создано восточной церковью. Не менее сильно воздействует и обычная церковная просодия: напевный "монотонный" речитатив совершающих службу. В. Мартынов идёт дальше: он полагает, что именно в таком виде высшая, "мировая музыка" была ниспослана человеку свыше. С такой постановкой вопроса можно, конечно, поспорить, а для большинства подобные тезисы a priori неприемлемы. Хотя, например, лично для меня, при всём моём рационализме, вопрос "горнего" происхождения музыки решён положительно: как бы не сопротивлялись скептические чувства, в этом убеждают не только общность музыкальных корней в самых разнообразных культурах, но и ряд эмпирических фактов, в том числе биологических.
Впрочем, вернёмся к концерту. Современный минимализм – это не просто бесчисленные повторы, движение без развития, как отрицание самого этого движения; будь так, о минимализме как полноценной художественной платформе не стоило бы и говорить. В действительности этот язык не столь примитивен: при всей простоте восприятия он столь же сложен, как эпическое симфоническое полотно. Да, здесь по-прежнему состояние господствует над движением, что сейчас не означает отсутствие развития: на деле каждое последующее проведение темы чуть отличается от предыдущего, вводятся новые голоса, украшения, уплотняется оркестровка и гармония. Но сделано это столь тактично, что развёртывания темы не замечаешь, и лишь к концу ловишь себя на том, что звучит совсем не то, что в начале. Кроме того, зачастую вводятся дополнительные темы, впоследствии изящно вплетающиеся в основную – возврат к начальной тематике характерен отнюдь не только для минимализма, скорее, это один из общих приёмов.
Именно "политематизм" характерен для первого произведения, прозвучавшего в концерте: пьесе "Осенний бал эльфов" В. Мартынова. Да, чуть не забыл: все произведения исполнялись одним из лучших столичных коллективов – струнной группой ансамбля Opus posth под управлением Татьяны Гринденко; на том, что данное исполнение максимально близко замыслу автора, можно не останавливаться, так же как и на высочайшем классе музыкантов.
Забавно, но творчество Мартынова, как правило, противоречит его собственным теоретическим установкам; прежде всего, оно неизменно конструктивно, в отличие от его же пессимистических высказываний. Владимир Иванович много говорит о конце музыки – и пишет новые опусы. Он уверяет, что всё уже написано, и нам остаётся только "игра в бисер", перетасовка известных блоков – и создаёт авторскую музыку. По Мартынову, все нынешние "опусы" по сути "пост", или, упрощённо говоря, только реквием по умершей музыкальной культуре. Однако именно произведения, прозвучавшие в этом концерте, вынуждают поставить такой тезис под сомнение. "Осенний бал" был представлен автором с упором на слове "осенний" – как конец и умирание, и вроде бы хаупт-тема, нисходящая, с духом lamento, это подтверждает. Однако я подозреваю, что сочинение настолько увлекло создателя, что он "не заметил", сколько же в опусе проявилось света и надежды – именно это ощущение и осталось главным в "послевкусии". Я уж не говорю о том, насколько безумно красива эта музыка – а истинная красота не может служить разрушению.
Вообще, создание подобной красоты – характерная черта композитора, и, надо признать, в наше время это огромная редкость. Совершенно в pendant к "Балу" прозвучал и второй номер программы: изумительно пластичный концерт из op. 6 Арканджело Корелли – здесь к струнным прибавился клавесин, и его невесомая паутина ещё более подчеркнула хрупкую красоту шедевра итальянского классика – создателя жанра concerto grosso.
Следующие опусы оставили впечатление резкого контраста. Даже создалось впечатление, что они подобраны специально, дабы оттенить бесспорную прелесть Мартынова и Корелли. Американский классик Филип Гласс больше известен широкой публике как автор треков к кинофильмам, однако его основные достижения приходятся на академические опусы. Его сочинение "The Company" было представлено Татьяной Гринденко как пессимистическое, будто иллюстрирующее тезис конца искусства, однако общее впечатление далеко не столь уныло. Это крепкая академическая музыка, самой своей эмоциональностью уничтожающая всякую мысль об увядании. Хотя Гласса порой причисляют к минималистам, в данном случае скорее есть смысл говорить именно о классике, как мы её обычно понимаем; конечно, надо также иметь в виду, что это – творение XX века, со всеми его сложностями.
Творчество французского (вернее – греческого) классика Яниса Ксенакиса почему-то не пользуется особой популярностью, по крайней мере, у нас. Отчасти я это понимаю, более того, не могу причислить его к своим кумирам (хотя и охотно слушаю, не без удовольствия). Тем более что Татьяна Гринденко представила его опус "Aroura" (искаж. "Aurora"?) как "разрушение". И правда, сочинение показалось на первый взгляд довольно бесформенным, и спорадические всплески, вроде бы никак не подготовленные, и общее движение как будто не ведут никуда. Эта «ветхозаветная» музыка как будто начинается из глубин, предшествующих Ветхому Завету. "Странность" опуса подчеркивают нестандартные приёмы игры: удары смычком, и не только по струнам, "прыгающий" смычок, резкое пиццикато, общий разброд под красивым названием divisi. В целом создаётся впечатление не музыки, а организованного шума – своеобразного "плескания", перемежаемого дробью и ударами. Чтобы понятнее было, о чём идёт речь, я приведу более известный нам пример. "Ароура", созданная в 1971 году, по языку лишь повторяет Кжиштофа Пендерецкого, который создал точно такой стиль парой десятков лет ранее. С тем отличием, что польский классик абсолютно прозрачен, его опусы превосходно "читаются" и доступны самому широкому кругу слушателей – пусть и не все принимают такой радикализм. Здесь, правда, моё суждение не совпало со взглядами Татьяны Гринденко: она испытывает к Пендерецкому непонятную идиосинкразию. А я вот без внутреннего сопротивления слушаю всех, но поляка по-настоящему люблю. В последние годы он перешёл на стезю неоромантизма – и это действительно шедевры, без всяких оговорок. Ну и добавлю, что собственно эти "радикальные" приёмы игры на струнных изобретены по меньшей мере в XVII веке; в статье "Между ренессансом и барокко" мы продемонстрировали это на примере чешско-немецкого композиторы Игнаца фон Бибера.
А завершило непрерывную двухчасовую программу произведение Мартынова "Войдите!" для струнных, кахонито и металлофона. Это маленькое расширение состава невольно сблизило опус с концертом Корелли – и не только по звучанию, но и той же неземной красотой. "Войдите" для меня – особая музыка, с нею я впервые узнал Мартынова, и полюбил, кажется, навсегда. На сей раз она "сознательно" наполнена тем чарующим светом, что так часто лучится в его опусах. Опус можно назвать программным, хотя он далек от прямой иллюстративности и, как часто бывает, его содержание гораздо шире заявленной литературной программы. Ею послужили слова Ефрема Сирина о восхождении в сердцевину души – а она, под шелухой наносного, идеальна, ибо воплощает незамутнённый образ Божий. Но и программа ещё шире: здесь есть и мотив шагов, с отсылкой к тексту "Благословен грядый во имя Господне", и слова Спасителя "Стучите, и отворят вам", а к финалу появляется явственный образ Рождества, где тема пришествия звучит неоднократно. А для меня эта музыка сразу стала приглашением в мир чистой и прекрасной гармонии, куда можно войти из мира пустой суеты, который мы принимаем за истинное бытование в большом городе. Очень советую зайти на сайт classic online и составить собственное впечатление. Если Вы не любите современной музыки, полагаю, что по меньшей мере Вы измените представление о ней.
Наконец, попытаемся ответить на вопрос преамбулы: насколько помещение подходит для подобных представлений. То, что концерт во всех смыслах удался, никто под сомнение не поставил. А как насчёт качества звука? На мой слух, скажу без ложной скромности, более-менее искушённый, всё звучало прекрасно: с умеренной реверберацией, которая лишь придавала звуку необходимую полноту, но нимало не мешала отчётливости и ясности, позволяющих уловить мельчайшие нюансы. Так, по крайней мере, воспринимался звук с первых рядов. Могу предположить, что невысокий потолок, строго параллельный полу, с удалением от ансамбля порождает стоячую волну, усиленное эхо, и несколько размывает определённость. Но даже если и так, проблему решают грамотно устроенные полы, которые так и так придётся настилать. Возможно, не помешают дефлекторы (криволинейные поверхности) над сценой и по бокам, но их стоимость ничтожна в сравнении со всей недвижимостью. Сейчас эти помещения выглядят заброшенными, что и понятно. Но в эпоху модерна строили хорошо: поверхности целы, даже сохранилась лепнина, так что требуется обычный косметический ремонт. И ещё одно достоинство постройки: толстые стены сохраняют свой микроклимат, и в залах легко дышится, там царит ночная прохлада, что особенно приятно после душного, горячего "свежего воздуха" на улице. При том, что никаких кондиционеров там нет – они и не нужны, если строить грамотно и не экономить на качестве.
Я полагаю, что у этой башни есть все шансы стать очень привлекательным местом встреч с прекрасным. Надеюсь, что учредители не забросят эту затею, и у нас появится новый замечательный зал, тем более что приведение его в порядок не потребует особых затрат. Пока же число столичных творческих коллективов заметно превышает возможности площадок – несмотря даже на то, что число их постоянно прибывает. Даже если есть предложения, часто выступлению препятствует высокая арендная плата. Ну и нельзя забывать, что большинство ансамблей не имеют "своей" сцены, или даже постоянной репетиционной базы – и это ненормальное положение. Так что здоровая конкуренция и здесь не повредит – ко всеобщему удовольствию.
Раиль Кунафин